http://blog.imhonet.ru/author/dobriydok … t/2835334/

Ну что за бездарь это рисовал?
Светка оторвалась от изучения рекламного проспекта:
– Что именно «это», милый?
– Да вот это говно!
Жена добросовестно изучила плакат на противоположной стене.
– А что не так? По–моему, довольно мило, – неуверенно заметила она.
– Мило?! Да ты посмотри: одна нога длиннее другой! И, обрати внимание, видишь, как мужик держит правую руку? У него явно перелом в трех местах.
На плакате имбецил в строгом черном костюме шагал куда–то по дороге навстречу радуге. Несмотря на сломанную руку, по лицу его блуждала широкая, бессмысленная улыбка, которая вкупе со съехавшими к переносице глазами наводила на мысль о хорошем, качественном трипе, посетившем калеку. На то же намекали поющие птички и бабочки, порхающие вокруг имбецила.
– А верстка! Я бы за такое приговаривал к принудительной переквалификации!
По верху плаката шла ядрено–оранжевая надпись, выполненная семидесятым кеглем «Центр перепрофилирования «Весна» – ваш путь в новую жизнь!».
– Не нагнетай. Верстка – не твоя специализация, – строго сказала Светка. – Волнуешься?
– Нет, – соврал я.
– Почитай что–нибудь, – она протянула рекламный буклет. – Отвлекись.
– Не хочу.
От лакированных рекламных текстов уже тошнит. Даже плеваться ядом в сторону нарисованного имбецила интереснее.
Женщина за конторкой, наконец, оторвалась от компьютера и уставилась на меня поверх очков:
– Закальский Евгений Николаевич?
– Да.
– Банк одобрил вам кредитное соглашение. Подпишите вот здесь и здесь на каждой странице. И приложите ваш чип к идентификатору, – она протянула пачку проштампованных документов.
Я механически перелистывал бумаги, ставя на каждом листе по две закорючки, а под ложечкой сосало все сильнее. Говорят, иногда прошивка не приживается или встает криво. Последствия на любой вкус – от шизофрении до слабоумия.
Официально, это все слухи. Но кто знает наверняка?
– Все, можете пройти в приемный покой, – женщина дежурно улыбнулась. – Успехов на новом жизненном пути!
Последняя фраза шибанула пошлейшим канцеляритом. От постоянного употребления она вытерлась, стала кислой и безликой, словно рифма «кровь–любовь».
Светка потерлась щекой о плечо:
– Ты большой, крутой мужик, а трусишь как пацан.
– Пацаном я не трусил. Старость не радость, – шутка вышла унылой, как мое настроение
Когда я проходил первую прошивку тринадцать лет назад, то единственное, чего боялся – это разочаровать отца. Совершенно зря боялся. Лучше бы больше внимания профилирующим тестам уделял.
Говорят, частые перепрошивки губительно сказываются на памяти. Официально, это все слухи. Но кто знает наверняка?
Голова мерзла с непривычки. Вчера вечером, когда еще не было известно решение банка, Светка затащила меня в парикмахерскую и заставила побриться. «На счастье» сказала она.
Я в приметы не верю, но спорить не стал. Мне не жалко.
Возле двери приемной было почти пусто, только в углу клевал носом коренастый мужичок средних лет. Логично. «Весна», хоть и аттестованный центр с приличной репутацией, но не из лидеров рынка. Да и в муниципальных программах по льготному профилированию не участвует. Во многом, поэтому мы его и выбрали.
Жена привстала на цыпочки и легонько чмокнула меня в висок:
– Не бойся! Это совершенно рутинная процедура. Вечером будешь дома.
– Да не боюсь я! Свет, иди – тебе же на работу надо.
Она нахмурилась:
– Точно не хочешь, чтобы я осталась?
– Конечно, мамочка.
– Ладно, оставляю тебя страдать в одиночестве. Помни – дома сюрприз.
– Какой?
Светка только помотала головой и подмигнула:
– Придешь домой – узнаешь.
Хитренькая какая! Хочет, чтобы я думал не о перепрошивке, а о ее сюрпризе.

* * *

С женой мне повезло. И дело даже не в том, что Светка – изящная натуральная блондинка с зелеными глазами и прелестным вздернутым носиком. И не в том, что она гибкая, как кошка – с детства серьезно занимается художественной гимнастикой и танцами. И даже не в том, что она умница и в свои двадцать шесть успешный, подающий большие надежды хирург.
Просто с ней легко.
Плюхнувшись на кресло напротив входа, я снова уткнулся в договор.
Я, в свои тридцать, нихрена не добился на профессиональном поприще. И чем дальше, тем болезненнее ощущался наш со Светкой разрыв в карьерных достижениях. Если что–то с этим и делать, то делать сейчас.
Меня воспитывали, что мужик должен быть мужиком. Главой семьи. Добытчиком, если угодно, да простят меня высшие силы за это избитое определение. Но еще три года назад стало ясно, что выше фазовщика мне не подняться.
Прошивка – не панацея. Особенно, в сфере касающейся творчества и «памяти тела». Родители сказали, что я могу выбирать любую профессию – они оплатят. Я захотел быть художником, как мой отец. Ключевое слово – «отец», а не «художником». Хотел ему чего–то доказать…
Моторные навыки у меня и без того были неплохими. Зря что ли технику с пяти лет осваивал? Сейчас я умею почти фотографично воспроизвести любое изображение. А толку–то?
Смешно, но даже в наше время есть сферы, в которых профилирование бессильно. «Не дано» и все тут. Мне вот «не дано» быть художником. Ни таланта, ни фантазии.
Нет, профессия–то у меня есть. Техника опять же отличная. Могу, например, малевать пейзажики – раз и на стенку. Не хуже фотографии получается. Еще портреты могу делать. Копировать чужие картины могу – обзавидуешься.
А вот своего создать не могу. Не умею, хоть тресни. Разве это занятие для взрослого человека – копии чужих шедевров штамповать?
Да и по результатам тестирований видно, что не своим делом занимаюсь. Профессионалы хором твердят: мои склонности – работа с людьми, гуманитарные и естественные науки. Психология, преподавание, социальная работа.
И тут как на заказ освобождается ставка психолога при муниципалитете и мой друг и однокашник Вадим Рыжиков, отвечающий за кадровые решения в этой структуре, клянется, что придержит его для меня.
Не надо смеяться, между прочим. Муниципальный психолог – хороший старт. Гораздо лучше, чем на телефоне доверия.
Мы со Светкой долго думали, обсуждали. В итоге решились все–таки на перепрофилирование. Недешевое удовольствие, кредит два года отдавать придется. Но если карьера пойдет – оно того стоит.
Светка тогда так и сказала: «Деньги не главное, отдадим. Главное, чтобы у меня муж себя уважал».
Я же говорю – золото она у меня. Все понимает.
Юридические завороты в договоре вгоняли в сон, а больше читать было нечего, и я уставился на мужичка в углу, пытаясь угадать, с какой целью он сюда пришел. Вряд ли на перепрофилирование. Слишком стар. Даже в тридцать мало кто рискует начинать все с начала. Судебного пристава рядом не наблюдается, значит не преступник. Одет неброско, но дорого, костюм на несколько тысяч тянет. Ждет кого–нибудь? Или средней руки начальник пришел на плановый техосмотр и обновление баз данных. А может, получил новое назначение и собирается установить ряд вспомогательных утилит…

* * *

Наконец, подошла моя очередь.
– Присаживайтесь, Евгений Николаевич, – улыбнулась хорошенькая медсестричка. – Вот так. Откиньте голову, закройте глаза.
Вот интересно: откуда этот всенародный страх перед прошивками взялся? Вроде никаких болей или неприятных ощущений процедура не вызывает. А результаты соцопроса не врут – в списке «самых жутких врачебных агрегатов» пси–машина лидирует с невероятным отрывом.
И я не исключение. Грешен, каюсь.
– Не больно?
– Нет.
Наверное, дело в мельчайших иголках – неимоверно длинных и тонких, которые постепенно погружаются в твой череп. Чего же они резину–то тянут?!
– Готовы?
– Да. Начинайте быстрее!
– Вдохните и считайте до десяти.
– Раз, два, три, четыре…

* * *

Пробуждение было скорее приятным. Голова слегка шумела, как после хорошей попойки, но я четко знал, что операция прошла успешно, и я – это я.
– Как себя чувствуете? – это снова та самая медсестричка.
– Вроде неплохо.
– Мы удалили вам прежнюю прошивку и поставили самораспаковывающийся массив данных, – докторша была ничуть не менее хорошенькой, чем медсестра и лишь чуть–чуть старше моей Светки. – Полное вживление опыта произойдет в течение нескольких недель, но уже с первого дня вы ощутите результаты. Ведите как можно более активную жизнь: общайтесь с друзьями, посещайте выставки, кинотеатры, читайте книги. Чем больше у вас будет впечатлений, тем успешнее пройдет персонализация опыта. На этом диске вы можете найти список рекомендованных фильмов и литературы. Всего доброго. Жду вас через неделю на осмотр.
– До свидания, – пробормотал я, закрывая за собой дверь.
Вот и все. И стоило так психовать?
Где–то на периферии сознания ощущалась странная, вязкая пустота. Ее тянуло ощупать, как хочется ощупать языком пустоту на месте выпавшего зуба.
Удачная метафора с зубом, кстати. Надо запомнить.
Как во сне я прошел по коридору и попал в холл клиники. Броский плакат на противоположной стене привлек внимание.
И что раньше меня не устраивало в этой картине? Пастельно–голубой цвет фона успокаивает, оранжевый шрифт внушает оптимизм. Мужчина на картинке одет в дорогой костюм и движется из левого нижнего угла в правый верхний – чисто графическая ассоциация с успехом, взлетом. Сделано грубовато, конечно, но должно работать.
Интересно, какой увидела эту картину Светка?

* * *

Света приготовила чизкейк.
Когда я говорю «приготовила», я имею в виду – именно приготовила. Сама. Из базовых продуктов.
Да, ко всем своим совершенствам моя жена еще и готовить умеет, а не только полуфабрикаты разогревать. Кому как, а мне это кажется восхитительным. Понятно, что недешевое удовольствие. И времени сжирает массу. И продукты нужно искать по специальным магазинам. И результат не всегда… ну, да не важно.
Все равно это восхитительно – встретить в наш век женщину, которая сама готовит.
– Свет, ты чудо! – провозгласил я, раскупоривая бутылку.
Запретов на спиртные напитки в списке врачебных рекомендаций не было, так что, почему бы и нет?
Красная струйка ударила в дно бокала, а я вдруг замер, потрясенный очевидной и блистательной мыслью, пришедшей мне на ум только что.
– Женя! Вино!
Тьфу ты! Погруженный в свои мысли я не заметил, как стакан наполнился, и вино потекло через край.
Чертыхнувшись, я метнулся за тряпкой, продолжая обдумывать свое нечаянное открытие.
– Знаешь, Светик, – поделился я с женой, когда последствия моей невнимательности были ликвидированы. – Я тут подумал: у нас с тобой одинаковые семейные сценарии.

* * *

Необычайно интересно наблюдать за метаморфозами в собственной психике в процессе установки прошивки.
Как это было в первый раз, тринадцать лет назад, я помню очень смутно. Помню, что замирал в самых неожиданных местах, потрясенный игрой света и тени. Помню, как новыми глазами взглянул на репродукцию «Авиньонских девиц» Пикассо и не мог оторваться почти час. И все, больше ничего особенного…
Вообще–то не удивительно. Эффект Гирбштейна давно описан в соответствующей литературе. Мозг за эти недели так напряженно работает, усваивая нереальные объемы информации, что даже случаи кратковременной амнезии и полного выпадения из памяти этого этапа жизни не такая уж редкость.
Кстати, сейчас уже почти доказано, что именно эффект Гирбштейна ответственен за то, что люди так мало запоминают из своего раннего детства. Знания и навыки остаются, а события и обстоятельства, сопутствовавшие их обретению, уходят глубоко в подсознание.
Благодаря прошивке, каждый мой шаг сопровождается открытием. Старые явления обретают новые смыслы и связи.
И еще я теперь гораздо лучше понимаю себя, жену, окружающих.
Например, сегодня мы гуляли по парку и прошли мимо цветочного киоска. Я купил и вручил ей букет лилий – крупных, мясистых, нежно–розовых цветов с ярко–алой серединой. Света с визгом бросилась на шею. Дарить ей цветы одно удовольствие – радуется, как ребенок.
И тут меня осенило:
– Слушай, ты только посмотри на них! Какой безупречно фрейдистский образ!
– Ты о чем? – жена уткнулась носом в букет и лукаво посмотрела на меня.
– О цветах. Смотри – это же распахнутые красные вагины! И желтые тычинки–фаллосы, торчат из самой середины!
Так и не понял, почему она тогда обиделась… Возможно, дело в ежемесячных женских гормональных сдвигах.

* * *

Что–то случилось. В последнее время мне все реже бывает легко говорить с женой. Иногда даже кажется, что мы друг друга не понимаем. Или то понимаем, а то хоп – и перестаем понимать.
Вот сидим мы вместе, смотрим какую–нибудь дремучую киноклассику из рекомендованного врачами списка и все хорошо. А потом фильм заканчивается, я предлагаю обсудить увиденное. И начинаются проблемы.
Такое ощущение, что она меня не слышит. Или слышит что–то свое.
И еще она начала раздражаться, когда я высказываю свое суждение о наших общих знакомых или друзьях. Честное слово, некоторые ее реакции меня просто изумляют.
Долго думал над этой проблемой и, кажется, нащупал первопричину. Все–таки у нас со Светкой одинаковые семейные сценарии. И эти сценарии категорически осуждают ситуацию «жена работает, муж смотрит киношки и читает книги». Думаю, причина ее раздражения именно в моем кажущемся безделье. Умом она понимает, что мой мозг напряженно работает, впитывая новые знания, но на подсознательном уровне не может смириться со сложившейся ситуацией.
Скорее бы уже прошивка прижилась. Получу допуск к работе, и все наладится.

* * *

Сегодня была встреча с первым клиентом. Замечательный опыт! Очень понравилось чувство контроля и кристальное понимание ситуации – никогда не удавалось добиться подобного состояния в живописи. Вот как важно заниматься своим делом.
Случай практически хрестоматийный. Юноша с девиантным поведением и полным нежеланием учиться. Истоки проблем, как водится, в отношениях с родителями, которым плевать на чадо.
Разумеется, этот пацан с повадками озлобленного зверька никогда не пришел бы ко мне добровольно, но с отделом подростковой преступности спорить себе дороже. Особенно, если за тобой числится несколько административных нарушений.
На ближайшие несколько лет все мои клиенты будут такого рода. Мелкие нарушители, люди со странностями, изредка совсем малообеспеченные семьи, нуждающиеся в психологе. Теоретически, ко мне может прийти любой житель района, но в реальности люди стараются обращаться к платным специалистам – те работают эффективнее.
В этом есть определенная логика. Когда человек платит деньги, чтобы психолог решил его проблемы, он и сам старается прилагать усилия. Кроме того, в муниципальной службе работают, как правило, либо совсем бездарные ребята, либо новички, вроде меня.
С пациентом я провел блестящий сеанс – хоть в учебники ставь. Сумел за один раз обратить его враждебную настороженность в интерес и симпатию, собрать первичный анамнез, поставить диагноз и подготовить его к дальнейшей терапии. Под конец сеанса пришлось даже проявить некоторую вербальную агрессию, чтобы снова загнать наше общение в рамки «врач–пациент», что, похоже, только добавило плюсиков в глазах юноши.

Вечером я пересказал эту историю жене. Разумеется, без имен и подробностей, с профессиональной этикой у меня все в порядке. Просто хотелось поделиться своими ощущениями от первых успехов:
– Бедный мальчик. Мне кажется, тебе стоило поласковей с ним разговаривать, ты слишком строг.
– Милая, если я начну с ним слишком сюсюкать, он либо сядет на шею, либо начнет переносить на меня свою нереализованную потребность в тепле и близости. Я совершенно не готов брать на себя такую ответственность. Да и вообще я не об этом говорю…
– Угу, – Светка опять надулась. Совершенно не понимаю ее перепадов настроения в последнее время.
– Я о том, что мне открылась новая, верхняя ступенька пирамиды потребностей Маслоу. Я впервые почувствовал то, что чувствуют самоактуализированные люди. И ты не представляешь насколько это здорово! Хотя нет, вру. Ты–то как раз прекрасно представляешь…
– ХВАТИТ! – от ее крика зазвенел воздух. – Прекрати! Я так больше не могу!
– Свет, ты чего? – я опасливо отодвинулся. – Прекратить что?
– Это!
– Да что «это»?
– Эти твои психологические штучки! Мне от них выть хочется.
– Ты имеешь в виду мои постоянные интроспекции? – растерялся я.
Зря я это сказал. Светка окончательно взбеленилась.
– Я, черт тебя возьми, имею в виду, что может ты хоть в этом чертовом доме, не будешь засовывать свою чертову психологию во все чертовы места, которые тебе кажутся для нее подходящими! Я имею в виду, что в этом чертовом доме я чертовски хочу чувствовать себя просто женщиной, а не пациентом на чертовом приеме! – ее голос прервался и она расплакалась.
Я сидел огорошенный. Никогда не думал, что Светка все это так воспринимает.
– Но пойми, я же не могу быть досюда одним, а отсюда другим, – попоробовал я воззвать к голосу разума. – Непрерывность психики…
Жена вскочила и забегала:
– НЕПРЕРЫВНОСТЬ ПСИХИКИ! О Господи, непрерывность психики! Ты бы сам себя слышал!
– Свет, ну пойми…
– Иди к черту, – она схватила куртку и выскочила за дверь. Щелкнул самозапирающийся замок, и я остался один.
Ссоры у нас со Светкой были и раньше, но таких вот громких – с криками и хлопаньем дверью, никогда. Что обычно положено делать в таких случаях? Я не знал. Наверное, по канону следует напиться с горя. Скорее всего, раньше я бы так и сделал. Но сейчас это показалось совершенно нелогичным и глупым решением.
Я собрал грязные тарелки, оставшиеся после ужина, и засунул их в посудомойку. Потом загрузил на коммуникатор последний выпуск «Вестника психологии». Авторитетные источники утверждают, что любимая работа хорошо помогает снять стресс. Вот и проверим.

* * *

Еще один пациент, направленный ко мне решением суда. Любопытная фобия – полное неприятие любых прошивок или процедур с участием пси–машины.
Я полистал его дело. Не досье, а поэма. Обычно люди с такого рода нервозами работают на неквалифицированной работе, где не требуется специального образования.
Но Эдуард Кушнир решил не искать легких путей. Мужик каким–то образом подделал документы об образовании и устроился преподавать математику в школу. Без прошивки, гарантирующей, что его поведение по отношению к детям будет безупречным! Без соответствующего образования! Более того, он еще и отличился во время преподавания навязчивыми сентенциями на тему «Государство промывает вам мозги с помощью прошивки – не соглашайтесь на получение образования, оставайтесь нищими, необразованными и свободными!».
Мда… что же это он так мелко? Чего бы ни призывать к естественной наготе и дикости в духе Руссо?
Собственно, на этом парень и погорел. Кто–то из детишек проболтался родителям о слишком оригинальной методике любимого учителя.
Любопытно, что авторитетом среди своих учеников он обладал колоссальным. Школьники не только защищали его изо всех сил, но даже устраивали пикеты возле здания суда, пока шел процесс.
Считает себя носителем сакрального знания, очевидно. Да еще и харизматический лидер. Неудивительно, что родители детей в ярости. Мужик получил три года условно, плюс обязательная терапия до тех пор, пока его психолог не решит, что он безопасен для общества.
Если же я сочту, что господин Кушнир безнадежен, этого пламенного ниспровергателя авторитетов ждет свидание с мадам пси–машиной, которая раз и навсегда отучит его от желания проповедовать школьникам.
Случай сложный, но побороться за человека определенно стоит. Я пригласил его войти.

С первого взгляда Эдуард Кушнир совершенно не производил впечатления человека, способного внушить обожание толпе пятнадцатилетних подростков. Низкорослый, тощий, кудлатый, с жидкой пегой бороденкой на остром подбородке. Пожалуй, только глаза и спокойно–упрямое выражение лица противоречили общему впечатлению убогости.
Но в целом ощущение было поразительно целостным. Неудачник.
– Здравствуйте, господин Кушнир. Позволите называть вас по имени? Вот и хорошо. Меня, как вы, наверное, уже знаете, зовут Евгений Закальский. Я ваш психотерапевт, назначенный решением суда.
– Я в курсе, – угрюмо бросил он. – Оставь реверансы, Евгений.
Сразу перешел на «ты» и имя? Не каждый умеет так резво сокращать дистанцию.
– Эдуард, я хотел бы, чтобы ты понял: моя задача помочь.
– Помочь? – собеседник скептично приподнял бровь. – И в чем же?
– Преодолеть твои проблемы.
– У меня нет проблем, спасибо. Это все? Я могу идти?
Вот ведь сучок хитрозадый!
– Если бы у тебя не было проблем, Эдуард, тебя бы здесь не было.
Крыть ему было нечем, и он заткнулся.
– Итак, мы пришли к тому, что у тебя есть проблемы. Теперь нам надо сформулировать конкретный запрос, чтобы понять, с чем мы будем работать.
Это «мы» один из маленьких, но эффективных трюков. Только что была конфронтация «я» против «ты» и хоп – все это превращается в одно общее «мы».
Не на всех действует и не всегда, но вообще работает.
Эдуард только ядовито улыбнулся и покачал головой:
– Это не у меня проблемы, Евгений. Это у тебя проблемы. У тебя и таких, как ты.
– Мы возвращаемся к тому, с чего начали. Если у тебя нет проблем, то почему ты здесь?
– Потому, что такие как ты терпеть не могут людей без проблем.
Все понятно. Внешний локус контроля. Виноват кто угодно, кроме него.
– Значит в ваших проблемах виновато общество? – постарался я спросить самым мягким и сочувствующим голосом, какой только был у меня в арсенале.
Стоит убедить таких вот пассивно–агрессивных ребят, что ты на их стороне, как они растекаются студнем и дальше можно работать.
– Как с глухим разговариваю, – пожаловался Эдуард. – Я же вроде русским языком сказал – нет у меня проблем.
– Хорошо, давай отойдем от определения «проблема», если оно тебя так сильно раздражает. Но, ты же не станешь отрицать, что у тебя есть трудности с законом?
– У меня нет трудностей с законом. Это у закона трудности со мной.

Вот так я с ним больше часа мудохался. По–всякому пытался, но выйти на нормальный разговор врача с пациентом так и не получилось. К концу встречи я начал ощущать настоящее раздражение, он определенно издевался.
Немного утешало только то, что Кушнир тоже потихоньку терял контроль над собой.
– Смешно, – с горечью заметил он. – Мне этот балаган нахрен не сдался, тебе этот балаган нахрен не сдался. Но мы сидим тут и пытаемся спорить потому, что каждого из нас заставляет система.
– Ты не прав, – я чувствовал себя измотанным. Все–таки Эдуард у меня третий пациент на сегодня. – Я получаю искреннее удовольствие от своей работы.
Он только фыркнул:
– Как крыса, которой вживили электрод в центр удовольствия. Ну, давай, дави на свою кнопку.
– Ты хочешь сказать, что тебе незнакома радость от хорошо сделанной работы?
– Мне еще как знакома. Я все, что знаю и умею, изучал сам.
– Тогда поверь, я от своей работы получаю не меньшее удовольствие.
Кушнир издал непристойный звук:
– Тебе не меньше двадцати восьми и ты работаешь муниципальным психологом. Сидишь на окладе, возишься с тихими алкоголиками и малолетними придурками с синдромом дефицита внимания. Мужики твоей профессии в твоем возрасте давно имеют собственную практику или двигают вперед науку. И ты будешь убеждать меня, что хорошо делаешь свою работу?
Вот теперь он меня действительно достал.
– Я хотя бы не пытаюсь переложить ответственность за свои ошибки и неудачи на государство, систему, Господа Бога! И не оправдываю свое безделье конспирологическим бредом, – почти выкрикнул я.
– Ага! – он подался вперед, почти навис над моим столом и впился расширенными зрачками в мое лицо. – Вижу. Профилирование. И совсем недавно, похоже. Извини. Спорить с новообращенным глупо. Но ты вот о чем подумай, Женя. Пусть в твоих глазах я неудачник, зато я хозяин своим мыслям. Ты можешь сказать то же самое о себе?
Прежде чем я сумел полностью взять себя в руки и вернуть беседу в профессиональное русло, он кивнул на часы.
– Мои полтора часа истекли. Спасибо за сеанс, доктор. Увидимся на следующей неделе.

* * *

Стыдно. Непрофессионально я себя держал. Глупо и некомпетентно.
Все–таки он меня провоцировал. А я повелся, как мальчишка.
Только ближе к вечеру, во время просмотра видеозаписи с нашей беседой, меня осенило. Этот доморощенный гуру подозрительно хорошо знал специфику и термины моей профессии.
Специально готовился, гад.
Книги и учебные материалы лежат в сети, в общем доступе – пользуйся. Правда редко кто пользуется. Зачем тратить время, силы, когда можно поставить прошивку? Да и не котируется самообразование, не подтвержденное соответствующими сертификатами.
Однако находятся чудаки вроде Кушнира. И ведь верно все рассчитал! Пусть даже в моей власти закончить его бунт против системы в любой момент, но будь я проклят, если сделаю это! Чтобы какой–то самоучка переиграл меня на моем же поле!
В первом раунде он сделал меня вчистую, но у нас впереди будет много встреч.

Я откинулся в кресле и помассировал виски. Все, хватит на сегодня Эдуарда Кушнира.
Нет худа без добра. Пока смотрел видео, сам собой нащупался ответ на вопрос, что творится со Светкой.
Кризис семейных отношений. Сегодня ровно три года, как мы женаты.
Предыдущий кризис, кризис шести месяцев, у нас прошел легко, почти незаметно. Но видимо, тогда мы смогли сгладить противоречия, однако не решили их полностью и в следующий кризис все вернулось в утроенном размере.
Возможно, будь у нас ребенок, как мы планировали, все прошло бы легче. Но ребенка пришлось отложить из–за моей перепрошивки.
Когда я это понял, прямо камень с души упал. Даже стало немного жалко Светку. Она–то не понимает, что происходит и, естественно, паникует.
Надо бы помягче сегодня с женой. Надеюсь, она не потащит меня куда–нибудь в людное место праздновать. Прошлый раз мы отмечали в кафе на набережной. Танцы, громкая музыка, обильная жирная пища и некислый счет с трехзначной суммой. Тогда мне вроде как понравилось, однако сегодня мысли о подобном времяпрепровождении внушали смутное отвращение.
По дороге домой хотел купить Светке фрейдистских цветов, которые она так любит, но оба ларька оказались закрыты. Решил не бегать в поисках по всему городу. Думаю, для жены важнее, чтобы муж был дома вовремя.

* * *

Светка сидела на кухне и мрачно затягивалась сигаретой. На столе лежала початая пачка, в пепельнице тлело штук пять окурков. Шумевшая над плитой вытяжка не справлялась с дымом, и в воздухе висел удушливый смог.
Я при виде этой картины оторопел.
– Свет, ты чего. Ты же бросила!
– Хочется, – процедила жена, выдыхая тонкую струйку вонючего дыма.
Нет, с ней определенно что–то не так. Я налил себе чаю, подвинул стул и как можно более простыми словами изложил свою мысль о кризисе трех лет.
Разумеется, я не надеялся, что проблема разрешится только от того, что ее кто–то озвучит. Но и такой реакции не ожидал.
– Кризис, значит? – переспросила жена. – Трех лет, значит?
– Да. Свет, я понимаю, что тебе тяжело. Мне тоже нелегко. Еще и новая работа. Но если мы будем внимательнее и терпимее друг к другу, то сможем преодолеть это вместе.
– А ты знаешь, какое сегодня число?
Я немного растерялся:
– Второе ноября. Так?
Света прищурилась и уставилась на меня, словно ждала чего–то. Честное слово, это обиженное и требовательное выражение лица ей совершенно не идет.
– Ты имеешь в виду, что у нас сегодня годовщина? – осенило меня. – Так я помню! Хочешь, сходим куда–нибудь?
Эх, ну кто меня за язык тянул! Сейчас ведь придется идти…
Жена медленно покачала головой:
– Помнишь, значит. А я думала… – она снова затянулась и выпустила несколько колечек. – Говоришь кризис трех лет?
– Да, – я твердо решил не обращать внимания на ее странности в поведении. – Разогреть тебе ужин?
– Не надо, – она потушила сигарету, с неожиданной яростью вдавив белый столбик в пепельницу. – Я ухожу от тебя, Женя. Сегодня. Прямо сейчас.
– Ты… что делаешь? – мне показалось, что я ослышался.
– Ухожу. Поживу пока у мамы. Вещи я уже собрала. Если надумаешь стереть прошивку – приходи, поговорим.
– Стереть… что, прости? Свет, ты в своем уме?! Ты понимаешь, что нам еще два года кредит отдавать?! И почему я должен отказываться от работы, которая приносит мне удовольствие и хорошо оплачивается? И откуда, по–твоему, мы возьмем деньги, чтобы вернуть кредит? А чем я буду заниматься? – все это я выкрикивал, пока она обувалась и надевала куртку в прихожей. Светка молчала, мои слова отлетали от нее, словно теннисный мячик от бетонной стены.
– Прощай, Женя.
Она оставила ключи на тумбочке…

Я сел и взялся за голову. Вот так. Взяла и ушла.
Почему–то не было больно. Только обидно немного. И еще с ее уходом стало легче. Как будто мы давно были чужими, и сейчас исчезла тягостная необходимость притворяться, играть друг перед другом надоевший спектакль.
Когда я успел разлюбить свою жену?
Вот теперь мне действительно захотелось напиться.

* * *

Первую порцию я выпил залпом.
Алкоголь мягко скользнул по пищеводу. В этой дыре подают на удивление приличную перцовку.
Интимный полумрак и «летящий снег» от допотопного зеркального шара не могли замаскировать убожества обстановки. Обшарпанные столы, потасканные, размалеванные девицы и их волосатые качки–приятели. На сцене патлатый парень что–то хрипло рычал в микрофон, терзая расстроенную гитару. Пахло дешевым одеколоном, блевотиной и сигаретным дымом.
Если честно, я зашел сюда только потому, что поклялся свернуть в первое же питейное заведение.
Почему–то захотелось не просто напиться, а чтобы рядом были живые люди. Пусть даже ни мне до них, ни им до меня нет никакого дела.
Я снова глотнул, прислушался к себе. Жидкий огонь словно подтопил мерзлый ком в желудке. По телу растекалось приятное тепло.
Нет, все–таки если вдуматься, я вел себя как свинья. Ну ладно, не пригласил Свету никуда, но хоть цветы подарить мог! Да что цветы – мог бы хоть позвонить, поздравить.
Это была неожиданная мысль. Неожиданная и словно бы чужая, подсказанная извне. Я уставился на стакан. Надо еще налить.
– Что, крыска? Надоело на кнопку давить? – когда на соседнее кресло опустился мой сегодняшний пациент, я даже не удивился. Только спросил:
– Будешь?
К черту профессиональную этику! Пьянка с Кушниром была удивительно уместной в этом театре абсурда.
– Наливай, – на столе появился еще один стакан. Я разлил, мы выпили не чокаясь.
– Смотрю, в маленьком карманном раю наметились некоторые проблемы? – выпивка нисколько не убавила ему яда.
– На себя посмотри.
Меньше всего я хотел снова хотел спорить о том у кого из нас двоих проблемы.
– Женя, я понимаю. Через это все проходят. Особенно те, кого прошивают не сразу после школы.
– Ты о чем? – неожиданно сердечный тон Кушнира сбил меня с толку.
– У тебя с семьей проблемы? Родители, жена, друзья, дети?
– Детей нет, – официант, наконец, притащил закуску, и я захрустел поджаренной гренкой.
– Значит жена, – он вопросительно взглянул на меня и кивнул сам себе. – Да, жена. Статистика по разводам совершенно безжалостна, Женя. Девяносто пять процентов семей распадается после прошивки одного из супругов. Это нигде не публикуется, но это факт. Синдром доппельгангера.
– Синдром… – в памяти что–то забрезжило. Моя прошивка включала в себя эту информацию, но я никогда не пытался посмотреть на наши с женой проблемы в таком свете.
– Это факт, парень. Тебе промыли мозги. И ты сейчас совсем не тот человек, которого знала твоя жена.
– Слушай, кто из нас терапевт, в конце концов? – возмутился я. – То, что ты почитал три с половиной книжки по психологии, не дает тебе права меня учить! Давай лучше выпьем.
– Давай, – Кушнир глотнул. Кадык на его худой шее дернулся, на глазах выступили слезы. – Ну и дрянь ты пьешь!
– Нормальная перцовка, – вяло возразил я.
Он покачал головой и неожиданно заявил:
– Я проштудировал полный вводный курс психологии по программе доноров.
– Зачем?
– Я же хотел преподавать. Детям. Знаешь, я очень серьезно отношусь к своей работе… бывшей работе.
– Ну, так проинсталлировал бы себе учительскую программу.
Эдуард только выразительно покрутил у виска.
– Чтобы быть как ты? Нет, спасибо.
Дождались. Он созрел, чтобы изложить мне свою доктрину. Вот только слушать ее совсем не хочется.
И все–таки ему удалось меня зацепить:
– Ну и чем плоха прошивка?
– Незатратное знание. Получаешь быстро, легко, на халяву…
– Ничего себе халява! – возмутился я. – Да ты знаешь, сколько это стоит?
– Знаю, – он кивнул. – А ты знаешь, сколько стоит получение настоящего образования по программе доноров?
Я покачал головой и икнул:
– Оно же бесплатное вроде.
– Бесплатное для тех, у кого интеллект превышает сто сорок пунктов. У меня сто двадцать два.
– Зачем тебе это? Хочешь быть донором?
Донором быть почетно. Доноры – лучшие в своей профессии. Это они двигают вперед науку, внедряют новые технологии, реализуют самые блестящие программы.
Они же предоставляют материал для прошивок – свежие версии, с учетом последних наработок.
Донором быть сложно. Хоть и денежно. Только учиться от пяти до десяти лет. И вообще ответственность большая.
– Да не хочу я быть донором! Я просто хочу преподавать математику. Детям. В школе.
Я даже зауважал его в тот момент. Не каждый умеет так последовательно идти к цели.
Хотя все равно он не прав.
– Ценю твою упертость, но даже донора без соответствующего аддона к преподаванию в школе не допустят. Вдруг ты скрытый извращенец–педофил?
– Угу. В том и проблема.
– Последняя, – Кушнир взмахнул графином, вытряхивая последние капли. – Я еще закажу?
– Давай.
Я чувствовал себя пьяным, и это было здорово. Появилось изумительное ощущение, что убрали тяжеленную бетонную плиту, которую я последние месяцы таскал на плечах, сам того не замечая.
– Алкоголь снимает установки, – сказал Кушнир. – Многие от этого летят с катушек. И спиваются.
– Чего?
– Его даже запрещали. Помнишь, сухой закон прошлого десятилетия? Но число психозов выросло до непропорциональных масштабов. Решили, что лучше уж пусть пьют.
– Ты о чем вообще?
– Да все о том же, – он с тяжелой ненавистью уставился на свежий графин, принесенный официантом. – О прошивках. Ты никогда не интересовался статистикой по преступлениям?
– Нет.
– А я смотрел. Вся информация есть в сети, надо только уметь делать выводы. Семьдесят восемь процентов преступлений совершается людьми, не прошедшими прошивку.
– Ну, это логично, – попробовал возразить я. – Они же из бедных семей, там в целом обстановка более криминогенная…
– А оставшиеся двадцать два прошедшими прошивку, в состоянии аффекта или опьянения.
– И опять же логично.
– Да ну? – он погано ухмыльнулся. – А тебе не кажется подозрительным, что прошедшие прошивку вообще не склонны нарушать закон? Никогда.
Что–то в его словах было…
– Ну ладно, положим, ты прав и власти скрывают, промывают мозги и прочее бла–бла. Но разве это плохо? Разве плохо, что у нас на улицах можно спокойно гулять в любое время суток? Что грабят редко, а убивают еще реже?
– Мне не нужны нравственные протезы! И я хочу знать, что мои желания – это только мои желания.
Мы снова выпили.
– Незатратное обучение, – продолжал он. – Халява развращает. Я не хочу быть человеком второго сорта. Не хочу потреблять образование, которое кто–то один раз уже переварил. Ты знаешь, что чем лучше приживается прошивка, тем больше черт донора перенимает реципиент?
– Нет.
Никогда про это не слышал.
– Что, не знал? – он мутным взглядом обвел танцпол на котором вяло корчилось несколько обдолбанных девчонок. – Посмотри на них. Посмотри на себя. Хочешь, я расскажу, чего тебя ждет? Алкоголь снимает напряжение. Снимает установки. Снимает чужие черты личности. Ты будешь выпивать, чтобы хоть ненадолго стать собой. Потом начнешь спиваться. Потом поставишь себе прошивку, чтобы больше не пить. Потом попробуешь стимуляторы и поймешь, что они тоже неплохо помогают…
– Заткнись!
В этот момент я ненавидел его. Мне хотелось убить. Здесь, сейчас.
Потому, что он был прав.
– Хочешь сказать, что стоит отменить прошивку и наступит рай? Все люди тут же бросятся рвать жопу и зубрить тонны всякого говна?! Каждый индвид начнет плодотворно и счастливо вкалывать?! Ха! Три раза ха!
Я сгреб его за грудки и прошипел прямо в лицо:
– Они будут платить деньги учителям, чтобы получить бумажку и забыть все, чему их учили. А потом протирать штаны на работе, которую ненавидят и не знают, как выполнять. Они будут так же пить и резать друг друга в подворотнях. Так что порадуйся, что общество придумало прошивку, Эдуард.
Он затрепыхался у меня в руках:
– Дети ведь учатся в школе.
– Да что ты говоришь?! Хочешь сказать, прямо день и ночь за учебниками сидят?
Я расхохотался, ощущая злое, пьяное торжество. Мне хотелось доказать ему что–то. Вбить гнилые откровения этого вечера обратно ему в глотку.
– А еще знаешь, что будет, если отменить прошивку? Взяточники будут брать взятки. Учителя–садисты издеваться над детьми. Нравственным калекам никак без нравственных костылей, высокоморальный ты наш! Что молчишь? Что, нечего ответить?!
Собутыльник поморщился, брезгливо отстранился, и это взбесило меня окончательно. Просто чтобы стереть с его физиономии самодовольную гримасу я добавил:
– И не считай себя выше остальных, потому, что я собираюсь сообщить судебному приставу: ты безнадежен и социально опасен. Посмотрим, как тебе понравится общение с пси–машиной.
В этот момент он ударил.
Я растерялся и разжал руки. Последний раз я дрался в школе, в пятом классе. А он ударил еще раз.
Кулак Кушнира врезался под дых. Я согнулся. Неудержимо подкатила рвота.
Меня вывернуло ему на ботинки перцовкой и полупереваренной гренкой.
Рядом визжали обдолбанные девицы. К Кушниру подскочил охранник. Кто–то громко требовал вызвать полицию. Я лежал на заблеванном полу и чувствовал себя дерьмом.
Правильно он мне врезал.

* * *

– Это полностью моя вина, офицер, – устало повторил я полицейскому. Тот доброжелательно покачал головой:
– Боюсь, что показания свидетелей говорят обратное.
– Я его спровоцировал.
Мужик развел руками:
– Я понимаю, но закон есть закон. Я бы и рад помочь, но у вашего друга условный срок. Не требуется даже решения судьи, чтобы направить его на профилирование.
– Он не друг, он пациент.
Офицер посуровел:
– Тем более. Извините, господин Закальский, но если я попробую спустить дело на тормозах, у меня будут неприятности, – он кинул взгляд на часы. – Кроме того, спор не имеет смысла. Наш медик закончил с ним десять минут назад.
Я прикрыл глаза. Снова затошнило.
Наверное, он мог бы стать моим другом. Но я знаю, что не наберусь смелости посмотреть в глаза Эдуарду после прошивки.
Никогда раньше мне не было так стыдно.
Наверное, потому, что никогда раньше я не делал таких подлостей.
– Да чего вы так переживаете! Это же просто инсталляция минимальных правил приличия, ничего серьезного, – попробовал ободрить меня полицейский. – Идите домой, проспитесь. Жена ждет, наверное.
Ах да! Жена…

Я механически поднялся, вышел из участка. Ночь кончалась: над городом занимался серый и хмурый осенний рассвет. Горький запах гари от сожженных листьев висел в воздухе.
Я шел по влажным утренним улицам, мимо проплывали первые машины и автобусы. Прогремел над головой монорельс.
Остатки алкоголя в крови требовали сделать хоть что–то.
Ноги сами вынесли меня на площадь к современному зданию из стекла и бетона. Солидная, неброская табличка сообщала, что в нем располагается «Круглосуточный центр психопрофилирования «Новая жизнь»».
Быстро, чтобы не осталось времени на раздумья и сожаления, я толкнул стеклянную дверь.
– Добрый день, – улыбнулась девушка за стойкой ресепшена. – Могу я вам чем–нибудь помочь?
– Да, – слова давались с трудом, словно что–то внутри мешало появиться им на свет. – Думаю да. Я хотел бы стереть прошивку.

Отредактировано Зангиева (2011-03-15 14:52:29)